Бесстужев-Марлинский А. А.
Александр Александрович Бестужев (псевдоним Mарлинский; 23 октября (3 ноября)
1797, Санкт-Петербург — 7 (19) июня 1837, Адлер) — русский писатель, критик,
публицист; декабрист.
Сын Александра Федосеевича Бестужева (1761—1810),
издававшего вместе с И. П. Пниным в 1798 «Санктпетербургский журнал» и
составившего «Опыт военного воспитания относительно благородного юношества».
Воспитывался в Горном корпусе, затем был адъютантом главноуправляющих путями
сообщения ген. Бетанкура и герцога Вюртембергского и, наконец, с чином
штабс-капитана перешёл в лейб-гвардии драгунский полк.
За участие в
заговоре декабристов 1825 был сослан в Якутск, а оттуда в 1829 переведён на
Кавказ солдатом. Участвуя здесь во многих сражениях, он получил чин
унтер-офицера и георгиевский крест, а затем был произведён и в прапорщики. Погиб
в стычке с горцами, в лесу, на мысе Адлере; тело его не найдено.
Литературная деятельность.
На литературное поприще выступил в
1819 году с стихотворениями и небольшими рассказами, печатавшимися в «Сыне
Отечества» и «Соревнователе просвещения», а в 1820 был избран в члены
петербургского Общества любителей российской словесности. В 1821 напечатана
отдельной книжкой его «Поездка в Ревель», а в 1823—1825 он вместе с К. Ф.
Рылеевым, издавал альманах Полярная звезда.
Этот альманах — по своему
времени весьма замечательное литературное явление — был встречен общим
сочувствием; вокруг молодых, талантливых и любимых публикой редакторов
соединились почти все передовые представители нашей тогдашней литературы,
включая и Пушкина, который из Одессы и потом из псковской своей деревни
поддерживал с Бестужевым оживлённую переписку по литературным вопросам и посылал
ему свои стихи. В «Полярной звезде» Бестужев выступил не только как романист
(«Замок Нейгаузен», «Роман в семи письмах», «Ревельский турнир», «Изменник»), но
и как литературный критик: его обзоры старой и современной изящной литературы и
журналистики обратили на себя общее внимание и вызвали оживлённую полемику.
Литературная критика.
Это было время, когда в русской
литературе, благодаря в особенности произведениям Пушкина, был поставлен ребром
вопрос о форме и содержания художественного творчества — вопрос о так называемом
«классицизме» и «романтизме». Все молодые и свежие литературные силы вслед за
Пушкиным стали под знамя нового направления, которое окрестили названием
«романтизма» и которое, в сущности, было практической проповедью свободы
художественного вдохновения, независимости от признанных литературных
авторитетов как в выборе содержания для поэтических произведений, так и в
приёмах его обработки. Горячим и ревностным защитником этого направления явился
и Бестужев.
Он резко и вместе с тем остроумно нападал на защитников
старого псевдоклассицизма, доказывая, что век этого направления, как и создавшая
его эпоха пудреных париков, миновали безвозвратно и что литературные староверы,
продолжая загромождать словесность этой мертвечиной, только вредят и мешают
свободному развитию дарований. Отрицание классических правил и приёмов, как
ненужного старого хлама, и требование для поэтического творчества полной, ничем
не стесняемой свободы — таковы были основные положения критики Бестужева.
Идеальными типами поэтов-художников он ставил Шекспира, Шиллера, в особенности
же Байрона и (впоследствии) Виктора Гюго. Не отличаясь глубиной взгляда,
критические статьи Бестужева производили, однако же, сильное впечатление своей
пылкостью, живостью и оригинальностью; они всегда вызывали более или менее
оживлённый обмен мнений, всеми читались и обсуждались и, таким образом, будили в
нашей литературе критическую мысль в то время, когда наша литературная критика
была ещё, можно сказать, в зародыше. Белинский признал за этими статьями
Бестужева «неотъемлемую и важную заслугу русской литературе и литературному
образованию русского общества», прибавив к этому, что Б. «был первый, сказавший
в нашей литературе много нового», так что критика второй половины 20-х годов
была во многих отношениях только повторением литературных обозрений «Полярной
звезды». Литературная деятельность периода ссылки. Декабрьские события 1825 г.
на время прервали литературную деятельность Бестужева. Уже отпечатанные листы
«Полярной звезды» на 1826 с его статьёй были уничтожены. Сам он сначала был
отвезён в Шлиссельбургскую крепость, а затем сослан в Якутск. Здесь он ревностно
изучал иностранные языки, а также знакомился с краем, нравами и обычаями местных
жителей; это дало содержание нескольким этнографическим его статьям о Сибири.
Здесь же им начата повесть в стихах под заглавием «Андрей, князь Переяславский»,
первая глава которой, без имени и согласия автора, напечатана в Санкт-Петербурге
(1828). В следующем году Бестужев был переведён на Кавказ рядовым с правом
выслуги. В первое время по приезде он постоянно участвовал в различных военных
экспедициях и стычках с горцами, а к литературе получил возможность вернуться
только в 1830. С этого года, сначала без имени, а потом — под псевдонимом
Марлинского в журналах все чаще и чаще появляются его повести и рассказы
(«Испытание», «Наезды», «Лейтенант Белозор», «Страшное гадание», «Аммалат-бек»,
«Фрегат Надежда» и пр.), изданные в 1832 в 5-ти томах под заглавием «Русские
повести и рассказы» (без имени автора). Вскоре понадобилось второе издание этих
повестей (1835 с именем А. Марлинского); затем ежегодно выходили новые томы; в
1839 явилось третье издание, в 12-ти частях; в 1847 — четвёртое. Главнейшие
повести М. перепечатаны в 1880-х гг. в «Дешёвой библиотеке» А. С. Суворина.
Оценка современниками. Этими своими произведениями Бестужев-Марлинский в
короткое время приобрёл себе огромную известность и популярность в русской
читающей публике. Всякая новая его повесть ожидалась с нетерпением, быстро
переходила из рук в руки, зачитывалась до последнего листка; книжка журнала с
его произведениями делалась общим достоянием, так что его повесть была самой
надёжной приманкой для подписчиков на журналы и для покупателей альманахов. Его
сочинения раскупались нарасхват и, что гораздо важнее, — ими не только все
зачитывались — их заучивали наизусть. В 30-х годах Марлинского называли
«Пушкиным прозы», гением первого разряда, не имеющим соперников в литературе…
Причина этого необыкновенного успеха заключалась в том, что Марлинский был
первым русским романистом, который взялся за изображение жизни русского
общества, выводил в своих повестях обыкновенных русских людей, давал описания
русской природы и при этом, отличаясь большой изобретательностью на разного рода
эффекты, выражался особенным, чрезвычайно цветистым языком, полным самых
изысканных сравнений и риторических прикрас. Все эти свойства его произведений
были в нашей тогдашней литературе совершенной новостью и производили впечатление
тем более сильное, что русская публика, действительно, ничего лучшего ещё и не
читала (повести Пушкина и Гоголя явились позже). Романтический стиль прозы
Марлинского. В своих романах и повестях Марлинский явился настоящим
«романтиком». В них мы видим стиль и приёмы, очень близко напоминающие немецкий
Sturm und Drang 70-х годов прошлого столетия и «неистовую» французскую
беллетристику школы В. Гюго (которым Марлинский всего больше увлекался). Как
там, так и здесь — стремление рисовать натуры идеальные в добре и зле, чувства
глубокие, страсти сильные и пылкие, для которых нет иного выражения, кроме
самого патетического; как там, так и здесь — игра сравнениями и контрастами
возвышенного и пошлого, благородного и тривиального; во имя презрения к
классическим теориям и правилам — усиленная погоня за красивой, оригинальной
фразой, за эффектом, за остроумием — словом, за тем, что на немецком языке эпохи
Шиллера и Гёте называлось «гениальностью», а на языке поклонников и критиков
Марлинского получило ироническое название «бестужевских капель». Герои
Марлинского выражают свою душевную бурю блестящим, риторическим языком, в
театрально-изысканной позе; в них «всё, о чём так любят болтать поэты, чем так
легкомысленно играют женщины, в чём так стараются притворяться любовники, —
кипит, как растопленная медь, над которой и самые пары, не находя истока,
зажигаются пламенем… Пылкая, могучая страсть катится, как лава; она увлекает и
жжёт все встречное; разрушаясь сама, разрушает в пепел препоны, и хоть на миг,
но превращает в кипучий котёл даже холодное море»… «Природа, — говорит один из
этих героев Марлинского, — наказала меня неистовыми страстями, которых не могли
обуздать ни воспитание, ни навык; огненная кровь текла в жилах моих»… «Я готов,
— говорит другой, — источить кровь по капле и истерзать сердце в лоскутки»…
Оценка Белинского и упадок славы Бестужева. Белинский определил Марлинского как
талант внешний, указав этим и на главную причину его быстрого возвышения и ещё
более быстрого падения в литературе. В конце XIX века, в эпоху реализма и
публицистического подхода к литературе, преобладало критическое отношене к прозе
Марлинского. Словарь Брокгауза и Ефрона так оценивает его творчество:
Совершенное пренебрежение к реальной житейской правде и её требованиям (которые
в ту пору никому из писателей даже и не снились) и полная искусственность,
сочиненность и замысла, и его выполнения. Марлинский первый выпустил в нашу
литературу целую толпу аристократически-изящных «высших натур» — князей Лидиных,
Греминых, Звездиных и им подобных, которые живут только райским блаженством
любви или адскими муками ревности и ненависти, — людей, «чело» которых отмечено
особой печатью сильной страсти. <...> И ни в том, ни в другом, ни в
десятом из этих эффектных героев в действительности нет ни капли настоящей
крови, нет настоящей, реальной жизни, характера, типа. Все они — бледные и
бесплотные призраки, созданные фантазией беллетриста-романтика и лишь снаружи
прикрытые яркими блёстками вычурного слога. <...> В самом деле, им
зачитывались и восхищались только до тех пор, пока в литературе не явилась
свежая струя в повестях сначала Пушкина, потом — Гоголя, поставивших писателю
совсем иные требования, практически указавших на необходимость свести литературу
с её отвлечённых высот на почву действительной жизни. Как только эта
необходимость была почувствована, как только читатель заявил о своём желании
видеть в книге самого себя и свою жизнь без риторических прикрас — он уже не мог
по-прежнему восхищаться «гениальностью» Марлинского, и любимый ими писатель
скоро был оставлен и забыт. Влияние на литературу. Лучшими из повестей
Марлинского считаются: «Фрегат Надежда», «Аммалат-бек», «Мулла-Нур» и «Страшное
Гадание». В его повестях из кавказской жизни заслуживают внимания интересные
картины природы и нравов, но действующие среда этой обстановки татары и черкесы
наделены чрезвычайно «неистовыми» байроновскими чувствами. Стиль и характер
Марлинского имели в своё время большое влияние на нашу изящную литературу. Не
говоря о толпе бездарных подражателей, которые скоро довели отличительные
особенности Марлинского до пошлой карикатуры, нельзя не заметить, что его манера
до известной степени отразилась и в повестях Пушкина («Выстрел»), и в «Герое
нашего времени» Лермонтова, и ещё более — в драмах последнего.
|
| Статистика | 
Онлайн всего: 5 Гостей: 5 Пользователей: 0 |
| Terra Elegance |  |
|
