Биография Шевченко Т. Г.
Шевченко Тарас Григорьевич (Шевченко-Грушевский) — известный украинский поэт;
родился 25-го февраля 1814 года, в селе Моринцах, Звенигородского уезда Киевской
губернии, в крепостной крестьянской семье помещика Василия Энгельгардта. Семья
Грушевских, которая стала именоваться сначала Шевченками-Грушевскими, потом
просто Шевченками, принадлежала к числу крестьянских семей, издавна живших в с.
Кирилловке, Звенигородского уезда. Отец поэта, Григорий Шевченко-Грушевский,
женившись на дочери крестьянина села Моринец, Акима Бойка, переехал в Моринцы и
поселился в усадьбе, приобретенной для него тестем; вскоре, однако, Шевченко
переселились обратно в Кирилловку, где и прошло детство Тараса Григорьевича.
Семья Шевченко была многочисленна и бедна, и Тарасу рано пришлось познакомиться
с нуждой. До 9-летнего возраста Тарасу жилось, однако, сносно. Он был
предоставлен самому себе и отчасти попечению старшей сестры Екатерины. Около
девяти лет Тарас пережил значительные перемены в своей семейной обстановке:
вышла замуж в другую деревню его любимая сестра Екатерина, а вскоре умерла его
мать. Отец Тараса, оставшись вдовцом с большой семьей, женился вторично, чтобы
иметь в доме хозяйку. Мачеха Тараса Григорьевича была вдова, имевшая троих своих
детей и обладавшая очень сварливым нравом. Между детьми мачехи и отца была
вечная вражда и драки. Мачеха истязала детей мужа по наветам своих детей; так,
однажды, в возрасте около 11-ти лет, Тарас Григорьевич был заподозрен в краже 45
копеек, скрывался 4 дня в кустах и, наконец разысканный детьми мачехи, был
жестоко избит и заперт в амбар. Впоследствии оказалось, что деньги украл сын
мачехи, Степанко. Вскоре после этого факта отец, как полагают, чтобы избавить
сына от вечных преследований мачехи, отдал его в школу. Что это была за школа,
точно не установлено. Предполагают, что это была церковно-приходская школа, в
которой учительствовал отрешенный от должности священник Губский. На 12-м году
Тарас Григорьевич потерял и отца, который умер 21-го марта 1825 года. После
этого положение Шевченко дома сделалось еще более тяжелым. Чтобы уйти от
домашних неурядиц, а также чтобы удовлетворить свое стремление учиться, Т. Г.
поступил опять в школу, где уже учительствовал не Губский, а два дьячка. Платить
за Т. Г. было некому, и он попал в полную кабалу к одному из дьячков, на
которого должен был работать за право учиться. Собственное пропитание Шевченко
добывал чтением псалтыря над покойниками, но и этот скудный заработок почти
целиком поступал в пользу дьячка. Тарасу Григорьевичу приходилось в это время
жестоко голодать и холодать, а сапоги и шапка были для него недостижимой
роскошью. Немало пришлось испытать Шевченко и от дьячка, который был горячим
поклонником розги и тройчатки и бил своих воспитанников, а в особенности Тараса,
за которого некому было заступиться, немилосердно. Дьячок довел мальчика до
такого озлобления, что однажды, найдя своего учителя мертвецки пьяным, Шевченко
связал его по рукам и по ногам и высек его самого. После этого Тарасу оставалось
только бежать, что он и сделал, уйдя ночью в местечко Лысянку. В Лысянке и
соседних селах было много иконописцев, среди которых были и духовные лица.
Шевченко, с ранних лет чувствовавший страсть к живописи, поступил в Лысянке в
ученики к одному из таких иконописцев, дьякону; однако, он скоро ушел от этого
дьякона в село Тарасовку к дьячку-живописцу, славившемуся в окрестностях; но
этот живописец, занимавшийся хиромантией, на основании этой науки не признал в
мальчике никаких способностей, и Шевченко должен был вернуться на родину в c.
Кирилловку. Здесь Шевченко попал в пастухи общественного стада, но, вследствие
своей рассеянности, оказался совершенно неспособным к такому занятию. Та же
рассеянность и неспособность всецело отдаться мелким интересам сделали его
малопригодным и для земледельческих работ. В конце концов он оказался
мальчиком-«погоничем» у священника с. Кирилловки, Григория Кошицы. Здесь мальчик
тоже оказался неспособным и ленивым. От Кошицы, у которого пробыл недолго,
Шевченко ушел и опять попытался поступить в учение к живописцу в село Хлипновку.
Этот живописец признал в Шевченко способности, но отказался принять его без
письменного разрешения помещика. Отправившись за этим разрешением к управляющему
имением, Шевченко, в качестве бойкого мальчика, обратил на себя внимание
управляющего; последний оценил по своему талантливого подростка, и Шевченко был
взят в дворовые мальчики, а вскоре его делают учеником повара. Не проявил он
дарований и в изучении поварского искусства, и в конце концов управляющий
Дмитренко отослал его к сыну владельца, Павлу Энгельгардту, в «штат» которого он
предназначался, с аттестацией, что Шевченко способен к живописи, и с
предложением сделать его «комнатным живописцем». Молодой Энгельгардт сделал
Шевченко комнатным казачком, — и Тарасу Григорьевичу приходилось целые дни
проводить в передней, в ожидании приказания подать стакан воды или набить
трубку. Страсть к живописи, однако, не покидала Шевченко, и в свободное время он
срисовывал бывшие в передней картины. Однажды, увлекшись срисовкой портрета
атамана Платова, он за этой работой не заметил появления хозяина, который,
рассерженный тем, что Шевченко не слыхал его появления, отправил его на конюшню.
Страсть к живописи не ослабела в Шевченко после этого случая, и в конце концов,
помещик, убедившись, что из него не выйдет толкового казачка и лакея, решил
отдать его в учение к маляру в Варшаве. Маляр через полгода сообщил помещику о
выдающихся способностях юноши и советовал отдать его к художнику-портретисту
Лампи. Энгельгардт понял выгодность иметь собственного живописца-портретиста и
последовал совету маляра. Подготовлявшееся польское восстание заставило
предусмотрительного Энгельгардта, не желавшего стать в неприязненные отношения к
какой бы то ни было из сторон (Энгельгардт был православный по религии,
полковник русской службы, но поляк по языку), уехать в Петербург. За ним должен
был переселиться в Петербург и Шевченко. В Петербурге Шевченко опять попал в
тягостное положение казачка при Энгельгардте, которое было, конечно, значительно
тяжелее после работы у Лампи. Он стал проситься опять учиться живописи.
Энгельгардт снова отдал его к маляру, Ширяеву. Это был человек грубый,
деспотичный и невежественный. Работа, которую пришлось выполнять у него
Шевченко, не имела ничего общего с искусством; внешняя обстановка жизни была
ужасна. Шевченко пришлось прожить у Ширяева несколько лет в полной кабале.
Страсть к искусству, однако, не угасла и в этой неблагоприятной обстановке.
Случай свел его с земляком-художником Сотенко, который обратил внимание на
талантливого юношу. Сотенко познакомил Шевченко с Брюлловым, Венециановым,
Жуковским, Гребенкой. Участь крепостного маляра заинтересовала их; в Шевченко
приняли участие, и в жизни его начался поворот к лучшему. Друзья Шевченко
позаботились о некотором его образовании и стали подготовлять его освобождение
от крепостной зависимости. Гребенка и Сотенко снабжали его книгами; последний
руководил его художественными занятиями, выпросил у Ширяева месяц свободы для
Шевченко, за что обязался написать портрет Ширяева. Чтобы освободить Шевченко от
крепостной зависимости, Брюллов и Венецианов ездили к Энгельгардту, надеясь
убедить его дать Шевченко свободу, во внимание к его таланту. Энгельгардт
потребовал за свободу Шевченко 2500 руб. Деньги эти собраны были следующим
образом: Брюллов написал портрет Жуковского, и этот портрет был разыгран в
лотерею. В апреле 1838 года Шевченко получил наконец свободу. Тогда он стал
посещать классы Академии Художеств и вскоре сделался одним из любимых учеников
Брюллова. В мастерской Брюллова Шевченко уже обдумывал свои поэмы. Биографы его,
правда, не выясняют, когда он начал писать стихи. Наиболее ранним упоминанием о
стихотворстве Шевченко является упоминание Сотенка, который сердится на Шевченко
за его «вирши», отвлекающие его от настоящего дела. Весьма вероятно, что писать
стихи Шевченко начал поздно, после своего знакомства с Сотенко и литераторами,
когда ему стали известны «Энеида» Котляревского, «Полтава» Пушкина в переводе
Гребенки и т. ;д. До этого он слагал только народные песни, что весьма понятно,
так как форма народной поэзии настолько была «своей» для Шевченко, что трудно
сомневаться, что его поэтическое творчество развилось непосредственно из
народнопоэтической традиции. Но, с другой стороны, сам Шевченко говорит, что его
первые стихотворные опыты начались «в Летнем саду, в светлые безлунные ночи», и,
что «украинская строгая муза долго чуждалась его вкуса, извращенного жизнью в
неволе, в помещичьей передней, на постоялых дворах, в городских квартирах»; эта
Муза «обняла и приласкала Шевченко» в чужой стороне, как дыхание свободы
возвратило его чувствам чистоту первых лет. Таким образом, вероятно, первые
произведения Шевченко написаны были не по-малорусски, во время его пребывания в
Петербурге у Ширяева (в Летнем саду встретил его впервые Сотенко). Малорусские
произведения он стал писать, по-видимому, уже по освобождении (в мастерской
Брюллова он обдумывал некоторые из своих ранних произведений). В печати
малорусские произведения Шевченко впервые появились в 1840 году, когда на
средства полтавского помещика Мартоса был напечатан первый выпуск «Кобзаря». В
этот выпуск вошли «Думы мои, думы», «Перебендя», «Катерина», «Тополя», «Иван
Пикдова», «Тарасова ничъ» и некоторые другие произведения. Видную роль в
появлении «Кобзаря» сыграл Гребенка, которому, по-видимому, принадлежит и самая
идея издания малорусских произведений Шевченко и заслуга добывания средств на
издание. Мартос, по-видимому, привлечен был к делу Гребенкой. Русская критика
встретила произведения Шевченко очень сурово, и наиболее суровым был отзыв
Белинского. Белинский отрицал самую законность существования малорусской
литературы. Биограф Шевченко, Конисский, полагает, что эти отзывы были причиной,
заставившей Шевченко начать писать по-русски. Но насколько несочувственно
встречены были произведения Шевченко русской критикой, настолько же горячее
сочувствие вызвали они в его земляках.
Шевченко скоро стал любимым
украинским поэтом, гордостью своих соотечественников. До 1843 года Шевченко
пишет то по-малорусски, то по-русски. В 1843 году он окончательно
останавливается на малорусском языке и до половины 50-х годов ничего по-русски
не пишет. В том же 1843 году Шевченко задумывает издавать «Живописную Украйну»
(издание это не состоялось). С целью собрания материала для этого издания
Шевченко отправляется в 1843 году в Малороссию, прежде всего к Тарновскому,
известному в качестве малорусского мецената, в его имение в Черниговской
губернии. Тогда же в Черниговской губернии он познакомился с семейством князей
Репниных. С княжной Варварой Николаевной Репниной у Шевченко устанавливаются
прочные дружеские отношения на много лет. В эту же поездку Шевченко побывал на
родине в Кирилловке, посетил место последней сечи, Хортицу и место запорожской
святыни — Межигорский монастырь. Отдаваясь литературе, Шевченко не забрасывал,
однако, и живописи. С 1839 г. по 1841 год Шевченко неоднократно получал в
Академии художеств награды. Вернувшись из поездки на родину, он опять принялся
за академические работы, мечтал о командировке за границу. Однако, работы над
«Живописной Украйной» и другие хлопоты, связанные с национальными интересами
Шевченко, помешали его занятиям в Академии, и поездка за границу не состоялась.
В феврале 1844 года Шевченко ездил в Москву. Там виделся он с земляками Щепкиным
и Бодянским, там же написал он свою поэму «Чигирин». В июне того же года
Шевченко написал поэму «Сон», послужившую впоследствии одним из главных поводов
к ссылке. Летом 1844 года Шевченко опять предпринял поездку в Малороссию. Он был
в родной Кирилловке, гостил, между прочим, у помещика Закревского, с которым
познакомился в предыдущее лето. Закревский был главой общества «Мочемордия». Это
общество было нечто вроде «Зеленой Лампы», в которой в свое время участвовал
Пушкин: члены его проводили время в кутежах. Шевченко сблизился с Закревским и
«мочемордами», что очень огорчало друга его — княжну Репнину, которая всеми
силами старалась отвлечь поэта от этой компании. Осень и часть зимы 1844 г.
Шевченко провел у Репниных, затем опять вернулся в Петербург, где продолжал
работать в академии. 25-го марта 1845 года Шевченко получил диплом свободного
художника. К этому же времени относится работа Шевченко над портретами 12-ти
полководцев, для издания того же имени, предпринятого Полевым. Весной 1845 года
Шевченко покинул Петербург, на этот раз надолго. Он через Москву, где опять
виделся с Бодянским и Щепкиным, отправился в Малороссию. Жил у разных знакомых и
в родной Кирилловке, осенью же приехал в Киев. Здесь он познакомился лично с
Кулишем (переписывался он с Кулишем раньше, а, по некоторым указаниям, и виделся
раньше). Кулиш задумал привлечь Шевченко в Киев, как центр малорусской
образованности, и подготовил его назначение сотрудником Археографической
комиссии. Шевченко подал прошение в августе 1845 года и опять уехал в Полтавскую
губернию и на родину. К этому времени относится сватовство Шевченко. Он влюбился
в дочь того самого священника Кошица, у которого когда-то служил погоничем;
девушка тоже полюбила его, но родители не сочли возможным иметь зятем своего
недавнего «хлопца», и Шевченко получил отказ. В октябре Шевченко был назначен
сотрудником Киевской комиссии по разбору древних актов и немедленно же
отправился в Полтавскую губернию разыскивать и зарисовывать памятники старины. В
эту поездку Шевченко посетил известный Густынский монастырь. В том же году им
написано несколько поэтических произведений, и в том числе поэма «Кавказ».
Экскурсии Шевченко охватили значительную часть Полтавской и Черниговской
губернии. В конце апреля 1846 года Шевченко вернулся в Киев.
К этому
времени относится знакомство Шевченко с Костомаровым, который еще осенью 1845
года был переведен из города Ровна, Волынской губернии, учителем в Киевскую
первую гимназию. Кулиша в это время в Киеве уже не было, и Костомаров был
центром киевской молодежи. Шевченко скоро познакомился и близко сошелся с ним. У
Костомарова Шевченко познакомился с Гулаком, Белозерским и некоторыми другими,
которые потом вошли в состав так называемого Кирилло-Мефодиевского общества. В
мае Костомаров был избран профессором университета св. Владимира, а осенью
образовалось панславистское Кирилло-Мефодиевское общество, имевшее целью
распространять идею славянской взаимности и будущей федерации славянских народов
на почве полной свободы и автономии отдельных народностей. В программу общества
входило освобождение крестьян и просвещение народа. Члены общества должны были
носить кольца с именами Кирилла и Мефодия. Общество было организовано во время
поездки Шевченко по Полтавской губернии, так что по возвращении его в Киев он
был вскоре введен Костомаровым в общество. Летом Шевченко вместе с проф.
Иванишевым производили раскопки в Васильковском уезде, около местечка Фастова.
Осенью Шевченко был командирован в юго-западный край записывать песни и сказки,
срисовывать курганы и исторические памятники. Во время этой поездки Шевченко
посетил Каменец, Почаев, село Вербки близ г. Ковеля Волынской губернии, где
похоронен князь Курбский. Во всех этих местах Шевченко сделаны были рисунки, из
которых, однако, большинство не сохранилось. В декабре 1846 года, в первый день
Рождества, Шевченко присутствовал на собрании Кирилло-Мефодиевского кружка,
много и резко говорил. В беседе принимали участие и другие, и беседа шла
откровенно. Между тем присутствовал некто Петров, студент университета св.
Владимира, недавно введенный в общество Гулаком, к которому он сумел втереться в
доверие. Этот Петров вкрался в доверие общества с целью его выследить и через
некоторое время обо всех разговорах донес по начальству. Результаты доноса
сказались не сейчас. После Рождества Шевченко уехал в Черниговскую губернию на
свадьбу Кулиша, а затем жил у разных знакомых в Черниговской губернии до пасхи.
В это время состоялось его назначение преподавателем рисования в Киевском
университете. После пасхи Шевченко отправился в Киев, куда спешил на свадьбу
Костомарова. При въезде в Киев Шевченко был арестован. Делу
Кирилло-Мефодиевского общества, несмотря на безусловную невинность его
программы, придано было большое значение: все обвиняемые привезены были в
Петербург, где следствие производилось третьим отделением под непосредственным
руководством самого графа Орлова. Характер общества был довольно правильно
определен следствием, которое не преувеличило его опасности.
«Цель,
по докладу Орлова, заключалась в соединении славянских племен под скипетром
русского императора. Средствами для достижения цели предполагалось воодушевление
славянских племен к уважению их собственной народности, водворение между
славянами согласия, склонение их к принятию православной религии, заведение
училищ и издание книг для простого народа». Несмотря на то, что задачи эти не
представляют сами по себе ничего преступного, граф Орлов считал нужным
подвергнуть всех этих лиц «наказанию без суда, но не сохраняя в тайне решение
дела, дабы всем известно было, какую участь приготовили себе те, которые
занимаются славянством в духе, противном нашему правительству, и дабы отвратить
других славянофилов от подобного направления».
Приговор по этому делу
был необыкновенно суров. Особенно тяжело пришлось Шевченко, который, хотя был
признан не принадлежащим к обществу, но, по возмутительному духу и дерзости,
одним из важных преступников.
По предположению гр. Орлова виновных
должно было постигнуть такое наказание: заключить в крепостях — Гулака в
Шлиссельбурге на три года, Костомарова в Петербурге на год, Белозерского и
Кулиша на четыре месяца, Навроцкого выдержать на гауптвахте шесть месяцев,
Андрузского и Посяду отправить в Казань для окончания университетского курса,
Шевченко же, как одаренного крепким телосложением, определить рядовым в
Оренбургский отдельный корпус, с правами выслуги, поручив начальству иметь
строгое наблюдение, дабы от него ни под каким видом не могло выходить
возмутительных и пасквильных сочинений. Наказание было смягчено всем, кроме
Гулака, Костомарова и Шевченко. 9-го июня Шевченко был уже доставлен
фельдъегерем в Оренбург и зачислен рядовым в пятый батальон, расположенный в
Орской крепости, куда он и был препровожден в 20 числах июня. Орская крепость
была ничтожным поселком среди пустынной киргизской степи, с населением из
военных и каторжников. Пейзаж, окружавший Орскую крепость, давил своим
однообразием и мертвенностью. Если прибавить к этому бесправное положение
солдата и запрещение писать и рисовать, то трудно не признать условия, в которых
оказался Шевченко, главным образом, благодаря «крепкому телосложению», ужасными.
До известной степени они были смягчены заботливостью оренбургских малороссов:
Лазаревского, Левицкого и других, которые сумели расположить в пользу Шевченко
батальонного командира и кое-кого из орских чиновников; но тем не менее Шевченко
приходилось жить в тяжелой обстановке захолустных казарм дореформенной эпохи,
изучать солдатскую «словесность», шагистику и т. д. Все это, после блестящего
периода жизни в Киеве, свободной работы, общества симпатичных ему,
интеллигентных людей. Неудивительно, что и испытанному в несчастьях человеку это
приходилось нелегко; «все мои прежние страдания, — писал Шевченко одному из
своих друзей, — по сравнению с настоящими, были только детские слезы». Одним из
крупных бедствий Шевченко была полная неспособность его к шагистике, которую он
так и не осилил за все время своей военной службы. Лишен был Шевченко
возможности читать, получать свои прежние рисунки, одним словом, он находился в
положении заживо погребенного. Ужасные условия существования отразились и на
физическом здоровье Шевченко, хотя он и обладал крепким телосложением. Осенью
1847 года он заболел ревматизмом, а потом цингой. В 1848 году Шевченко принимал
участие в экспедиции в Каим и по Аральскому морю, под начальством генерала
Шрейберга и капитан-лейтенанта Бутакова. Шевченко был назначен в экспедицию в
качестве рисовальщика, по ходатайству Бутакова, которого просили за Шевченко
Лазаревский и другие оренбургские друзья его. Экспедиция пешком дошла до р.
Каима, а оттуда на двух шхунах «Константин» и «Михаил» отправилась по Сыр-Дарье
в Аральское море. Плавание по Аральскому морю продолжалось два месяца; Шевченко
в это время занимался срисовыванием берегов Аральского моря. Жил он в офицерской
каюте и чувствовал себя относительно сносно. Осенью шхуны бросили якорь в устье
Сыр-Дарьи, и экспедиция осталась зимовать в крепости Кос-Арал. Зимовка эта была
очень тяжела для Шевченко, который должен был проводить все время в казарме, без
общества интеллигентных людей (руководители экспедиции уехали на зиму в
Оренбурга») и без всяких вестей из дорогого поэту мира. Почта приходила в
Кос-Арал раз в полгода. В 1849 году экспедиция Бутакова продолжала работы, и
Шевченко вновь в ней участвовал. По окончании экспедиции Бутаков просил
откомандировать в его распоряжение в Оренбург для окончания работ унтер-офицера
Фому Вернера (по-видимому, тоже из ссыльных) и рядового Тараса Шевченко.
Предлогом выставлялась невозможность закончить их работы на море, но по всей
вероятности Бутаков просто хотел дать возможность Шевченко хотя некоторое время
провести в сносных условиях. Разрешение последовало, и Шевченко в начале ноября
был в Оренбурге. Там ему удаюсь пожить некоторое время человеческой жизнью. В
нем принял участие капитан генерального штаба Герн, который предложил поэту
поселиться у него в доме, отведя ему целый флигель; тот же Герн предложил
Шевченко право получать письма на его имя. Таким образом, Шевченко получил
возможность возобновить переписку со своими друзьями и вести ее свободнее, чем
прежде. Земляки-малороссы, служившие в Оренбурге, и ссыльные поляки наперерыв
домогались чести принять поэта Украйны. Явились надежды и на освобождение, по
крайней мере, на официальное снятие запрещения писать и рисовать. Сам
генерал-губернатор Перовский ходатайствовал за Шевченко. Явилась у Шевченко
мысль обратиться к заступничеству Жуковского. Однако эти надежды скоро
рассеялись. В декабре 1849 года Орлов сообщил командиру Оренбургского корпуса
Обручеву, что он входил с всеподданнейшим докладом о дозволении рядовому
Шевченко рисовать, но «Высочайшего соизволения на это не последовало». Между тем
друзья Шевченко устроили дело так, что, по окончании работы у Бутакова он был
назначен в батальон не в Каим, куда почта ходила раз в полгода, а в
Новопетровское укрепление, для исследования открытого в горах Kapa-Тау каменного
угля. Таким образом, Шевченко должен был бы на некоторое время освободиться от
казарменной обстановки. Судьба, однако, решила иначе. Шевченко имел
неосторожность раскрыть похождения жены одного из своих друзей с офицером
Исаевым. Этим он нажил в Исаеве врага, и побитый мужем герой написал корпусному
командиру донос о том. что Шевченко не только нарушает Высочайшее повеление не
рисовать и не писать, но еще вдобавок ходит в партикулярном платье. Корпусный
командир, который сам командировал Шевченко в экспедицию Бутакова и заказывал
ему портрет своей жены, опасаясь осложнений, велел произвести у Шевченко обыск,
донес о происшедшем третьему отделению и арестовал Шевченко. В результате
Шевченко просидел полгода в разных казематах, был отправлен в Ново-Петровское
укрепление, но не для исследования каменного угля, а во фронт, под строгий
надзор. В Ново-Петровском Шевченко не только было строго запрещено писать и
рисовать, но даже не дозволялось иметь при себе карандаши, чернила, перья и
бумагу. Положение Шевченко здесь было ужасно. Само Ново-Петровское было не менее
глухим углом, чем Каим. Заброшенное на восточный берег Каспийского моря, в
глухую степь, оно, на время прекращения навигации, было отрезано от мира.
Вдобавок Шевченко попал в роту к грубому и жестокому капитану Потапову, со
строгой инструкцией следить за всеми его действиями. Положение это было хуже
каторги. Надзор за Шевченко был так строг, что около 2-х лет он не мог написать
ни одного письма. Жил он в общих казармах, для надзора за ним был приставлен
особый «дядька» и его выводили на работы и на учение.
|
| Статистика | 
Онлайн всего: 7 Гостей: 7 Пользователей: 0 |
| Terra Elegance |  |
|
