ХАРМС, ДАНИИЛ ИВАНОВИЧ (наст. фамилия Ювачев) (1905–1942), русский поэт,
прозаик, драматург. Родился 17 (30) декабря 1905 в С.-Петербурге. Отец его, в
бытность морским офицером привлеченный к суду в 1883 за соучастие в
народовольческом терроре, провел четыре года в одиночной камере и более десяти
лет на каторге, где, по-видимому, пережил религиозное обращение: наряду с
мемуарными книгами Восемь лет на Сахалине (1901) и Шлиссельбургская крепость
(1907) он опубликовал мистические трактаты Между миром и монастырем (1903),
Тайны Царства Небесного (1910) и др. Мать Хармса, дворянка, заведовала в 1900-е
годы приютом для бывших каторжанок в Петербурге. Хармс учился в
санкт-петербургской привилегированной немецкой школе (Петершуле), где приобрел
основательное знание немецкого и английского языков. В 1924 поступил в
Ленинградский электротехникум, откуда через год был исключен за «слабую
посещаемость» и «неактивность в общественных работах». С тех пор целиком отдался
писательскому труду и жил исключительно литературным заработком. Сопутствующее
писательству разностороннее самообразование, с особым уклоном в философию и
психологию, как о том свидетельствует его дневник, протекало чрезвычайно
интенсивно.
Изначально он чувствовал в себе «силу стихотворства» и своим
поприщем избрал поэзию, понятие о которой определилось у него под влиянием поэта
А.В.Туфанова (1877–1941), почитателя и продолжателя В.В.Хлебникова, автора книги
К зауми (1924) и основателя (в марте 1925) Ордена Заумников, в ядро которого
входил и Хармс, взявший себе титул «Взирь зауми».Через Туфанова сблизился с
А.Введенским, учеником более ортодоксального поэта-«хлебниковца» и обожателя
А.Крученыха И.Г.Терентьева (1892–1937), создателя ряда агитпьес, в том числе
«актуализующей» сценической обработки Ревизора, спародированной в Двенадцати
стульях И.Ильфа и Е.Петрова. С Введенским Хармса связала прочная дружба, тот,
порой без особых оснований, принимал на себя роль наставника Хармса. Однако
направленность их творчества, родственного в плане словеснических поисков, с
начала до конца принципиально различна: у Введенского возникает и сохраняется
дидактическая установка, у Хармса преобладает игровая. Об этом свидетельствуют
первые же известные его стихотворные тексты: Кика с Кокой, Ваньки Встаньки,
Землю говорят изобрели конюхи и поэма Михаилы.
Введенский обеспечил
Хармсу новый круг постоянного общения, познакомив его со своими друзьями
Л.Липавским и Я.Друскиным, выпускниками философского отделения факультета
общественных наук, отказавшимися отречься от своего учителя, высланного из СССР
в 1922 видного русского философа Н.О.Лосского, и пытавшимися развивать его идеи
самоценности личности и интуитивного знания. Их взгляды безусловно повлияли на
мировоззрение Хармса, 15 с лишним лет они были первыми слушателями и ценителями
Хармса, во время блокады Друскин чудом спас его сочинения.
Еще в 1922
Введенский, Липавский и Друскин основали тройственный союз и стали называть себя
«чинарями»; в 1925 к ним присоединился Хармс, который из «взиря зауми» стал
«чинарем-взиральником» и быстро приобрел скандальную известность в кругах
литераторов-авангардистов под своим новоизобретенным псевдонимом, которым стало
множественное число английского слова «harm» – «напасти». Впоследствии свои
произведения для детей он подписывал и иначе (Чармс, Шардам и т.д.), но
собственной фамилией никогда не пользовался. Псевдоним был закреплен и во
вступительной анкете Всероссийского Союза поэтов, куда Хармса приняли в марте
1926 на основании представленных стихотворных сочинений, два из которых (Случай
на железной дороге и Стих Петра Яшкина – коммуниста) удалось напечатать в
малотиражных сборниках Союза. Кроме них, до конца 1980-х годов в СССР было
опубликовано лишь одно «взрослое» произведение Хармса – стихотворение Выходит
Мария, отвесив поклон (сб. День поэзии, 1965).
В качестве члена
литобъединения Хармс получил возможность выступать с чтением своих стихов, но
воспользовался ею только один раз, в октябре 1926 – другие попытки были
тщетными. Игровое начало его стихов стимулировало их драматизацию и сценическое
представление: в 1926 он вместе с Введенским подготовил синтетический спектакль
авангардистского театра «Радикс» Моя мама вся в часах, но дальше репетиций дело
не пошло. Хармс познакомился с К.Малевичем, и глава супрематизма подарил ему
свою книгу Бог не скинут с надписью «Идите и останавливайте прогресс». Свое
стихотворение На смерть Казимира Малевича Хармс прочел на панихиде по художнику
в 1936. Тяготение Хармса к драматической форме выразилось в диалогизации многих
стихотворений (Искушение, Лапа, Месть и т.д.), а также в создании Комедии Города
Петербурга и первого преимущественно прозаического сочинения – пьесы Елизавета
Бам, представленной 24 января 1928 на единственном вечере «Объединения Реального
Искусства» (ОБЭРИУ), куда, кроме Хармса и Введенского, входили Н.Заболоцкий,
К.Вагинов и И.Бахтерев и к которому примыкал Н.Олейников – с ним у Хармса
образовалась особая близость. Объединение было неустойчивым, просуществовало
менее трех лет (1927–1930), и деятельное участие в нем Хармса было скорее
внешним, никак не затронувшим его творческих принципов. Характеристика, данная
ему Заболоцким, составителем манифеста ОБЭРИУ, отличается неопределенностью:
«поэт и драматург, внимание которого сосредоточено не на статической фигуре, но
на столкновении ряда предметов, на их взаимоотношениях». В конце 1927 Олейников
и Б.Житков организуют «Ассоциацию писателей детской литературы» и приглашают в
нее Хармса; с 1928 по 1941 он постоянно сотрудничает в детских журналах «Еж»,
«Чиж», «Сверчок» и «Октябрята», за это время у него выходит около 20 детских
книг. Эти сочинения являются естественным ответвлением творчества Хармса и дают
своеобразный выход его игровой стихии, но, как о том свидетельствуют его
дневники и письма, писались они исключительно для заработка (с середины 1930-х
годов более чем скудного) и особого значения автор им не придавал. Печатались
они стараниями С.Я.Маршака, отношение к ним руководящей критики, начиная со
статьи в «Правде» (1929) Против халтуры в детской литературе, было однозначным.
Вероятно, поэтому приходилось постоянно варьировать и изменять псевдоним.
Ненапечатанные его произведения газета «Смена» расценила в апреле 1930 как
«поэзию классового врага», статья стала предвестием ареста Хармса в конце 1931,
квалификации его литературных занятий как «подрывной работы» и
«контрреволюционной деятельности» и ссылки в Курск. В 1932 ему удалось вернуться
в Ленинград. Характер его творчества меняется: поэзия отходит на задний план и
стихов пишется все меньше (последние законченные стихотворения относятся к
началу 1938), прозаические же сочинения (за исключением повести Старуха,
творения малого жанра) множатся и циклизуются (Случаи, Сцены и т.д.). На месте
лирического героя – затейника, заводилы, визионера и чудодея – появляется
нарочито наивный рассказчик-наблюдатель, беспристрастный до цинизма. Фантастика
и бытовой гротеск выявляют жестокую и бредовую несуразицу «непривлекательной
действительности» (из дневников), причем эффект ужасающей достоверности
создается благодаря скрупулезной точности деталей, жестов, речевой мимики. В
унисон с дневниковыми записями («пришли дни моей гибели» и т.п.) последние
рассказы (Рыцари, Упадание, Помеха, Реабилитация) проникнуты ощущением полной
безысходности, всевластия полоумного произвола, жестокости и пошлости. В августе
1941 Хармс был арестован за «пораженческие высказывания». Сочинения Хармса, даже
напечатанные, пребывали в полном забвении до начала 1960-х годов, когда был
издан сборник его тщательно отобранных детских стихотворений Игра (1962). После
этого ему около 20 лет пытались присвоить облик веселого чудака,
массовика-затейника по детской части, совершенно не согласующийся с его
«взрослыми» сочинениями. С 1978 в ФРГ публикуется его собрание сочинений,
подготовленное на основе спасенных рукописей М.Мейлахом и В.Эрлем. К середине
1990-х годов Хармс прочно занимает место одного из главных представителей
русской художественной словесности 1920–1930-х годов, по сути дела
противостоящей советской литературе. Умер Хармс в Ленинграде 2 февраля 1942 – в
заключении, от истощения.