Биография Ходасевич В.
ХОДАСЕВИЧ Владислав Фелицианович [16 (28) мая 1886, Москва — 14 июня 1939,
Париж], русский поэт, критик, мемуарист.
Семья
Отец — выходец из
польской дворянской семьи, мать — дочь перешедшего из иудаизма в православие
еврея — воспитывалась в польской семье ревностной католичкой; католиком крещен и
Xодасевич. В детстве увлекался балетом, занятия которым вынужден был оставить
из-за слабого здоровья. С 1903 жил в доме брата, известного адвоката М. Ф.
Ходасевича, отца художницы Валентины Ходасевич.
Юность. В кругу
символистов
В 1904 поступил на юридич. факультет Московского
университета, в 1905 перешел на филологич. факультет, но курса не окончил. Тогда
же посещает московский литературно-художеств. кружок, где выступают с чтением
стихов и докладов В. Я. Брюсов, А. Белый, К. Д. Бальмонт, Вяч. Иванов, — живая
встреча с символистами, литературными кумирами поколения Xодасевича. Влиянием
символизма, его словаря, общепоэтических клише отмечена первая книга «Молодость»
(М., 1908.
В иной тональности написан «Счастливый домик» (М., 1914;
переиздан в 1922 и 1923), получивший доброжелательную критику; посвящен второй
жене Xодасевича с 1913 Анне Ивановне, урожд. Чулковой, сестре Г. И. Чулкова —
героине стихов сборника (содержит также цикл, связанный с увлечением поэта Е. В.
Муратовой, «царевной», бывшей женой П. П. Муратова, приятеля Xодасевича; с ней
он совершил поездку в Италию в 1911). В «Счастливом домике» Xодасевич открывает
мир «простых» и «малых» ценностей, «радости любви простой», домашней
безмятежности, «медленной» жизни — того, что позволит ему «спокойно жить и мудро
умереть». В этом сборнике, не включенном, как и «Молодость», в Собр. стих. 1927,
Xодасевич впервые, порывая с выспренностью символизма, обращается к поэтике
пушкинского стиха («Элегия», «К музе»).
Критические опыты. Смена
привязанностей
В 1910-е он выступает и как критик, к мнению которого
прислушиваются: помимо откликов на новые издания мэтров символизма, он
рецензирует сборники литературной молодежи, осторожно приветствует первые книги
А. Ахматовой, О. Э. Мандельштама; выделяет, независимо от литературной
ориентации, поэтические сборники 1912-13 Н. А. Клюева, М. А. Кузмина, Игоря
Северянина — «за чувство современности», впрочем, вскоре в нем разочаровывается
(«Русская поэзия», 1914; «Игорь Северянин и футуризм», 1914; «Обманутые
надежды», 1915; «О новых стихах», 1916). Xодасевич выступает против программных
заявлений акмеистов (отмечая при этом «зоркость» и «собственный облик» «Чужого
неба» Н. С. Гумилева, подлинность дарования Ахматовой) и, особенно, футуристов.
В полемике с ними формировались основные моменты историко-литературной концепции
Xодасевича, рассредоточенной по разным работам: традиция, преемственность есть
способ самого бытия культуры, механизм передачи культурных ценностей; именно
литературный консерватизм обеспечивает возможность бунта против отжившего, за
обновление литературных средств, не разрушая при этом культурную среду.
В середине 1910-х гг. изменяется отношение к Брюсову: в рецензии 1916 на
его книгу «Семь цветов радуги» Xодасевич назовет его «самым умышленным
человеком», насильственно подчинившим «идеальному образу» свою настоящую природу
(см. очерк «Брюсов» в «Некрополе»). Длительные (с 1904) отношения связывают
Xодасевича с Андреем Белым, он видел в нем человека, «отмеченного... несомненной
гениальностью» (Собр. соч., т. 2, с. 288), в 1915 через поэта Б. А. Садовского
сближается с М. О. Гершензоном, своим «учителем и другом».
Горькая
утрата. Болезнь
В 1916 кончает самоубийством его близкий друг Муни (С.
В. Киссин), несостоявшийся поэт, раздавленный, простой жизнью, увиденной без
привычного символистского удвоения; об этом Xодасевич позднее напишет в очерке
«Муни» («Некрополь»). В 1915-17 наиболее интенсивно занимается переводами:
польских (3. Красиньский, А. Мицкевич), еврейских (поэмы С. Черниховского, из
древне-еврейской поэзии), а также армянских и финских поэтов. С переводами
связаны его статьи 1934 «Бялик» (Xодасевич отмечал в нем слитность «чувства и
культуры» и «чувства национального») и «Пан Тадеуш». В 1916 заболевает
туберкулезом позвоночника, лето 1916 и 1917 проводит в Коктебеле, живет в доме
М. А. Волошина.
Вера в обновление. «Путем Зерна»
Творчески
воспитавшийся в атмосфере символизма, но вошедший в литературу на его излете,
Xодасевич вместе с М. И. Цветаевой, как он писал в автобиографич. очерке
«Младенчество» (1933), «выйдя из символизма, ни к чему и ни к кому не примкнули,
остались навек одинокими, «дикими». Литературные классификаторы и составители
антологий не знают, куда нас приткнуть» («Колеблемый треножник», с. 255).
Вышедшая в 1920 книга «Путем Зерна» посвящена памяти С. Киссина), собранная в
основном в 1918 (переиздана: Пг., 1922) — свидетельство литературной
самостоятельности и литературной обособленности Xодасевича. Начиная с этого
сборника, главной темой его поэзии станет преодоление дисгармонии, по существу
неустранимой. Он вводит в поэзию прозу жизни — не снижающе-выразительные детали,
а жизненный поток, настигающий и захлестывающий поэта, рождающий в нем вместе с
постоянными мыслями о смерти чувство «горького предсмертья». Призыв к
преображению этого потока, в одних стихах заведомо утопичен («Смоленский
рынок»), в других «чудо преображения» удается поэту («Полдень»), но оказывается
кратким и временным выпадением из «этой жизни»; в «Эпизоде» оно достигается
через почти мистическое отделение души от телесной оболочки. «Путем Зерна»
включает стихи, написанные в революционные 1917-1918: революцию, февральскую и
октябрьскую, Xодасевич воспринял как возможность обновления народной и
творческой жизни, он верил в ее гуманность и антимещанский пафос, именно этот
подтекст определил эпичность тона (при внутренней напряженности) описания картин
разрухи в «страдающей, растерзанной и падшей» Москве («2-го ноября», «Дом»,
«Старуха»).
Поиски места в новой России
После революции
Xодасевич пытается вписаться в новую жизнь, читает лекции о Пушкине в
литературной студии при московском Пролеткульте (прозаический диалог «Безглавый
Пушкин», 1917, — о важности просветительства), работает в театральном отделе
Наркомпросса, в горьковском издательстве «Всемирная литература», «Книжной
Палате». О голодной, почти без средств к существованию московской жизни
послереволюционных лет, осложняющейся длительными болезнями (Xодасевич страдал
фурункулезом), но литературно насыщенной, он не без юмора расскажет в мемуарных
очерках сер. 1920–30-х гг.: «Белый коридор», «Пролеткульт», «Книжная Палата» и
др.
В конце 1920 года Xодасевич переезжает в Петербург, живет в «Доме
искусств» (очерк «Диск», 1937), пишет стихи для «Тяжелой лиры». Выступает
(вместе с А. А. Блоком) на чествовании Пушкина и И. Ф. Анненского с докладами:
«Колеблемый треножник» (1921) и «Об Анненском» (1922), одном из лучших
литературно-критических эссе Ходасевича, посвященном всепоглощающей в поэзии
Анненского теме смерти: он упрекает поэта в неспособности к религиозному
перерождению. К этому времени Xодасевич уже написал о Пушкине статьи
«Петербургские повести Пушкина» (1915) и «О «Гавриилиаде»» (1918); вместе с
«Колеблемым треножником», эссеистскими статьями «Графиня Е. П. Ростопчина»
(1908) и «Державин» (1916) они составят сб. «Статьи о рус. поэзии» (Пг., 1922).
Венок Пушкину
Пушкинский мир и биография поэта всегда будут
притягивать Xодасевича: в кн. «Поэтическое хозяйство Пушкина» (Л., 1924; издана
«в искаженном виде» «без участия автора»; переработанное издание: «О Пушкине»,
Берлин, 1937), обращаясь к самым разнородным сторонам его творчества —
самоповторениям, излюбленным звукам, рифмам «кощунствам» — он старается уловить
в них скрытый биографический подтекст, разгадать способ претворения в
поэтический сюжет биографического сырья и самую тайну личности Пушкина,
«чудотворного гения» России. Xодасевич находился в постоянном духовном общении с
Пушкиным, творчески от него удаленном.
Эмиграция. В кругу А. М. Горького
В июне 1922 Ходасевич вместе с Н. Н. Берберовой, ставшей его женой,
покидает Россию, живет в Берлине, сотрудничает в берлинских газетах и журналах;
в 1923 происходит разрыв с А. Белым, в отместку давшим язвительный, в сущности
пародический, портрет Xодасевича в своей кн. «Между двух революций» (М., 1990,
с. 221-224); в 1923-25 помогает А. М. Горькому редактировать журнал «Беседа»,
живет у него с Берберовой в Сорренто (октябрь 1924 — апрель 1925), позднее
Xодасевич посвятит ему несколько очерков. В 1925 переезжает в Париж, где
остается до конца жизни.
Сквозь толщу жизни
Еще в 1922 вышла
«Тяжелая лира» (М.-Пг.; берлинское уточненное издание — 1923), исполненная
нового трагизма. Как и в «Путем Зерна», преодоление, прорыв — главные ценностные
императивы Xодасевича («Перешагни, перескочи, / Перелети, пере- что хочешь»), но
узаконивается их срыв, их возвращение в вещественную реальность: «Бог знает, что
себе бормочешь, / Ища пенсне или ключи». Душа и биографическое я поэта
расслаиваются, они принадлежат разным мирам и когда первая устремляется в иные
миры, я остается по сию сторону — «кричать и биться в мире вашем» («Из
дневника»). Вечная коллизия противостояния поэта и мира у Xодасевича приобретает
форму физической несовместимости; каждый звук действительности, «тихого ада»
поэта, терзает, оглушает и уязвляет его.
О России
Особое место в
книге и в поэзии Xодасевича занимает стих. «Не матерью, но тульскою
крестьянкой... я выкормлен», посвященной кормилице поэта, благодарность которой
перерастает в манифест литературного самоопределения Xодасевича; приверженность
рус. языку и культуре дает «мучительное право» «любить и проклинать» Россию.
«Европейская ночь»
Жизнь в эмиграции сопровождается постоянным
безденежьем и изнурительным литературным трудом, сложными отношениями с
литераторами-эмигрантами, сначала из-за близости к Горькому. Xодасевич много
печатается в журнале «Современные записки», газете «Возрождение», где с 1927
ведет отдел литературной летописи. В эмиграции у Xодасевича складывается
репутация придирчивого критика и неуживчивого человека, желчного и ядовитого
скептика. В 1927 выходит «Собрание стихов» (Париж), включающее последнюю
небольшую книгу «Европейская ночь», с поразительным стихотворением «Перед
зеркалом» («Я, я, я. Что за дикое слово! / Неужели вон тот — это я?», 1924).
Естественная смена образов — чистого ребенка, пылкого юноши и сегодняшнего,
«желчно-серого, полуседого / И всезнающего, как змея» — для Xодасевича следствие
трагической расколотости и ничем не компенсируемой душевной растраты; тоска о
цельности звучит в этом стихотворении как нигде в его поэзии. В целом же стихи
«Европейской ночи» окрашены в мрачные тона, в них господствует даже не проза, а
низ и подполье жизни («Под землей»). Он пытается проникнуть в «чужую жизнь»,
жизнь «маленького человека» Европы, но глухая стена непонимания,
символизирующего не социальную, а общую бессмысленность жизни отторгает поэта.
После 1928 года Xодасевич почти не пишет стихов, на них, как и на других
«гордых замыслах» (в т. ч. на биографии Пушкина, которую так и не написал), он
ставит «крест»: «теперь у меня нет ничего» — пишет он в августе 1932 Берберовой,
ушедшей от него в том же году; в 1933 женится на О. Б. Марголиной.
Чуткий камертон
Xодасевич становится одним из ведущих критиков
эмиграции, откликается на все значимые публикации за рубежом и в Советской
России, в т. ч. книги Г. В. Иванова, М. А. Алданова, И. А. Бунина, В. В.
Набокова, З. Н. Гиппиус, М. М. Зощенко, М. А. Булгакова, ведет полемику с
Адамовичем, стремится привить молодым поэтам эмиграции уроки классического
мастерства. В ст. «Кровавая пища» (1932) историю русской литературы
рассматривает как «историю уничтожения русских писателей», приходя к
парадоксальному выводу: писателей уничтожают в России, как побивают камнями
пророков и таким образом воскрешают к грядущей жизни. В статье «Литература в
изгнании» (1933) анализирует все драматические аспекты бытования эмигрантской
литературы, констатирует кризис поэзии в одноименной статье (1934), связывая его
с «отсутствием мировоззрения» и общим кризисом европейской культуры (см. также
рецензию на кн. Вейдле «Умирание искусства», 1938).
Творческое завещание
Последний период творчества завершился выходом двух прозаических книг —
яркой художественной биографии «Державин» (Париж, 1931), написанной языком
пушкинской прозы, с использованием языкового колорита эпохи, и мемуарной прозы
«Некрополь» (Брюссель, 1939), составленной из очерков 1925-37, публикуемых, как
и главы «Державина», в периодике. И Державин (от прозаизмов которого, как и от
«страшных стихов» Е. А. Баратынского и Ф. И. Тютчева вел свою генеалогию
Xодасевич), показанный через грубый быт своего времени, и герои «Некрополя», от
А. Белого и А. А. Блока до Горького, увидены не помимо, но сквозь малые
житейские правды, в «полноте понимания». Xодасевич обратился к мировоззренческим
истокам символизма, выводящим его за пределы литературной школы и направления.
Внеэстетический, по существу, замах символизма безгранично расширить творчество,
жить по критериям искусства, сплавить жизнь и творчество — определил «правду»
символизма (прежде всего неотделимость творчества от судьбы) и его пороки:
этически не ограниченный культ личности, искусственная напряженность, погоня за
переживаниями (материалом творчества), экзотическими эмоциями, разрушительными
для неокрепших душ («Конец Ренаты» — очерк о Н.Н. Петровской, «Муни»). Разрыв с
классической традицией, по Ходасевичу, наступает в постсимволистскую, а не
символистскую эпоху (Бочаров, Сюжеты..., с. 439—440), отсюда пристрастные оценки
акмеистов и Гумилева. Несмотря на верность многим заветам символизма,
Ходасевич-поэт, с его «душевной раздетостью» и обновлением поэтики, принадлежит
постсимволистскому периоду русской поэзии.
|
| Статистика | 
Онлайн всего: 4 Гостей: 4 Пользователей: 0 |
| Terra Elegance |  |
|
