КИМ, АНАТОЛИЙ АНДРЕЕВИЧ (р. 1939), русский прозаик, драматург. Родился 15 июня
1939 в с.Сергиевка Тюлькубасского р-на Чимкентской обл. (Казахстан) в семье
преподавателей-корейцев, чьи предки поселились в России в середине 19 в. Учился
в Московском художественном училище «Памяти 1905 года», выступает и как художник
и оформитель собственных книг. В 1971 заочно окончил Литературный институт им.
А.М.Горького. Начал с публикации рассказов и повестей, тематически связанных с
Дальним Востоком и Сахалином и несущих на себе печать национального корейского
миросозерцания, быта, фольклора и художественной образности, напоминающей порой
четкую и виртуозную графику южноазиатских мастеров (рассказы Шиповник Мёко,
Акварель, оба 1973; повесть Поклон одуванчику, 1975; сборники Голубой остров,
1976, Четыре исповеди, 1978, Соловьиное эхо, 1976, опубл. 1980, Нефритовый пояс,
1981, Собиратели трав, 1980, опубл. 1983, с посвящением «моей дорогой матери»).
Тяготение к лирико-философской медитативности, сюжетной размытости, медленному,
детально-вдумчивому развертыванию повествования проявились в повести Кима
Луковое поле (1976, опубл. 1978), где героем выведен один из характерных для
отечественной словесности 1970-х–1990-х годов, с ее апологией аутсайдерства,
типов – опустившийся бродяга, наделенный, при всей беспорядочности внешнего
бытия, психологической тонкостью и душевной чистотой, а «идейную» нагрузку
принимают на себя сквозные образы-символы, знаменующие всеединство человечества
и природы. Сплав риторики, смысловой многозначительности («ложной», по мнению
некоторых критиков) и поэтичности, подкрепленной ритмической организацией
словесной ткани и внешней алогичностью повествования, меняющего углы зрения,
временную и пространственную локализацию, отдаляет прозу Кима от иллюзии
достоверности, приближая к символической универсальности даже в тех случаях,
когда в основу сюжета положена жизнеподобная ситуация (повесть Лотос, 1980, где
рассказывается о прощании художника с умирающей матерью, и Смерть, в традициях,
близких к буддизму и суфизму, выступает как процесс преображения души, а
Творчество – в духе известного латинского афоризма о «вечности» искусства – как
способ дать бессмертие земному бытию). Реальность и миф, психологизм и дискурс,
зооморфизм и сквозной для Кима тезис о взаимосвязанности и взаимопереходности
всего сущего, воплощенный в идее переселения душ, отличают и одно из наиболее
заметных произведений Кима – роман-сказку Белка (1985). Судьба четырех
друзей-художников, «заговор зверей», проблема зла и «скотского» (т.е.
мефистофельского, дьявольского начала) в человеческой природе, продолжая одну из
продуктивных линий развития западноевропейского философского романа 20 в. (Люди
или животные? Веркора), у Кима разрешается соотношением конечного и грешного
человеческого бытия с вечной правдой искусства, дающего возможность человеку
через акт творчества (соравного Божественному акту творения) в далекой
перспективе обрести свою высшую, анти-звериную суть и бессмертие, даруемые как
награда тому, кто «сотворит свою жизнь по-человечески», созидая, а не убивая
(ибо нельзя стать бессмертным, отняв жизнь у другого). Интерпретация
«художника», «человека творящего» как лучшего представителя рода,
противостоящего сытой приземленности, «животности» филистера (мещанина, бюргера,
обывателя), имеет своим первым литературным прецедентом концепцию немецких
романтиков (Э.Т.А.Гофман, братья А.В. и Ф.Шлегели), с которыми (особенно с
первым) Кима роднит и эклектичность «мозаичного» повествования, загадочность и
фантасмагорийность многопланового текста (тайна – одно из ключевых понятий
поэтики Кима), словесная избыточность, пристальное внимание к явлениям
метемпсихоза. Последнее, соединенное со взглядом на цивилизацию с космической
точки зрения и апокалиптическими прогнозами относительно будущего человечества,
проявилось в самом известном романе-притче Кима – Отец-Лес (1989). «Полифония»
образов трех поколений дворянской семьи Тураевых, судьбами и мыслями тесно
связанных с мощной и таинственной жизнью большого мещерского леса, помогающего
им перейти от суеты, мелочности и злобы в светлое ощущение радостного слияния с
миром, купца Ферапонтова, сержанта Обрезова и других, сплетающихся с образами
Змея-Горыныча и дерева, символизирует столь близкую Киму идею всеединства
планеты, в которое человек вносит дисгармонию, бездумно разрушая Лес,
естественную природу не только вторжением в нее (многозначный образ богини
плодородия Деметры-Земли, «разведенной» с крестьянином и «механически»
насилуемой химикатами и т.п.), но и отступлением от «закона» дерева,
воплощающего высшую свободу: интенсивной внутренней работы (Ким разделяет
буддийскую теорию духовности всех форм жизни на земле) при отсутствии
какого-либо насилия, попрания свободы другого. Здесь становится особенно
отчетливой христианская тенденция, вызревающая в горниле многоразличных
религиозно-философских напластований прозы Кима (в т.ч. итог романа Белка:
«...надо стойко и неустанно работать для накопления всеобщей энергии добра»).
Христос сам является Звездным (и огорченным) Гостем в конце романа, оставляя его
герою – сгустку человеческих страстей и боли – одну надежду: «В новом мире я
сначала умру от ненависти, которая исходит от моего одиночества, а затем
воскресну от любви, которая не сможет умереть вместе со мной. И на земле
вырастет новый Лес, благоухающий, без гнева и зла...»
«Ноосферное», по
определению некоторых критиков, художественное мышление Кима модифицируется в
фантастически-мифологическую философскую притчу в повести Поселок кентавров
(1992), где в традициях, заставляющих вспомнить Дж.Свифта, писатель рассказывает
о конфликте двух миров: видимого, суетного и грешного, в котором живут и
противоборствуют люди, кентавры, лошади и амазонки, и высшего, незримого –
всемогущих существ, вершащих нравственный суд над «животным» миром, над
человечеством, в конце концов уничтожающего себя тяготением к животности, своей
грубой корыстной чувственностью.
В романе Онлирия (1995)
философско-провиденциальная символика развернута писателем на основе библейских
текстов и манихейских представлений об истории человечества как Мировой Игре
между Богом и созданным им же Князем зла. Однако здесь Ким полагает возможным и
спасение человечества, его Воскресение в царстве бессмертия Онлирии. Проза Кима
представляется одним из вариантов продолжения линии, намеченной в современной
отечественной литературе фантастом-ученым И.А.Ефремовым (роман Туманность
Андромеды и др.), с стремлением к космизму и интеллектуальному анализу – с
учетом, однако, большей лиричности, сложной метафоричности, сюжетной размытости
(особенно в ранних вещах), введением религиозно-мифологической символики и
обостренной «экологичности» проблематики у Кима и принципиально иным знаком
отношения к растущей технократической мощи человека, оцениваемой Кимом как
амбициозно-дьявольский путь к саморазрушению.